Last updated on 23 марта, 2022 at 01:15 пп
Как любитель британского телевидения, я являюсь также поклонником некоторых «бритишизмов», чуждых среднему американскому уху. Например, есть разговорный язык, первоначально связанный с севером Англии, но теперь используемый более широко, хотя и звучащий немного искусственно. В таких случаях используется грамматически неверная конструкция с использованием причастия прошедшего времени некоторых глаголов. Самый распространенный случай – это глагол «сидеть». Так, можно услышать, как британец, вспоминающий о детстве, говорит что-то вроде: «Я помню, как по выходным спускался утром вниз и находил, что мама сидела, читая газету The Sunday Telegraph». Грамматически верным будет сказать, ребенок нашел её «сидящей». А если бы вы хотели подчеркнуть, что действие не только произошло, но и прекратилось в прошлом, можно было бы сказать, как она «была сидящей» там.
Дело, однако, в том, что говорить о том, что мама вот так «сидела», грамматически неверно. Тем не менее, я нахожу это очаровательным. (Позвольте мне немного отвлечься: вероятно, что такое употребление сохраняется путём смешения субъекта и объекта или активного и страдательного залога. Такое применение словно обманывает разум, заставляя его представить более полный смысл глагола: мама «посадила себя сама» там – или, ещё изящнее – она «была посажена » там под действием какой-то силы – судьбы, привычки или домашних божеств. В любом случае, это похоже на ирландское употребление «он сам» или «она сама» в позициях субъекта или номинального предиката: «Он сам сейчас не дома». Это могло бы стать увлекательным лингвистическим исследованием – выяснить, что скрывается под применением таких видов грамматической формы и с какими культурными или социально-экономическими процессами они могут быть связаны).
Но простите меня за мою прямоту. Я намеревался написать о том факте, что, хотя мне и нравятся многие из этих причудливых бритишизмов, есть один, который определенно меня расстраивает: к счастью, это слово никогда не было особо популярным здесь, в Штатах (разве что в определённых кругах), но очень распространено в Англии. Это использование слова «партнёр» вместо «супруг» или «муж/жена».
Я не совсем уверен, откуда взялось это нелепое слово в Англии. Здесь, в США, такое применение слов оказалось связанным с политической корректностью. Хотя слово «негетеронормативный» (будь оно неладно) тогда, к счастью, ещё не было на слуху, теперь, оглядываясь назад, мы можем справедливо сказать, что использование термина «партнёр» вместо «супруг», вошло в обиход, чтобы избежать «гетеронормативности». Как я уже сказал, я не уверен, каковы истинные причины употребления этого слова в британском английском… но я думаю, что такое объяснение вполне вероятно.
За последнее время слово «партнёр» несколько раз встретилось мне на экране, и каждый раз раздражало меня, как неправильная нота в знакомой песне, и поэтому я, наконец, решил попытаться проанализировать (видите, чем я был занят?), почему меня это так беспокоит. Это размышление оказалось более плодотворным, чем ожидалось. Не думаю, что будет слишком смелым утверждать, что в определённом смысле вся история изменения нравов и ценностей, связанных с браком, за последние примерно три десятилетия может быть рассмотрена в связи с одним этим термином. Я объясню дальше, что имею в виду.
Во-первых, в некотором смысле термин «партнёр», используемый таким образом, кажется странным или даже анахроничным в наши дни. Конечно, «супруг номер один и номер два» или «первый и второй партнёр» всё ещё встречаются в некоторых официальных заявлениях как политкорректные или «мягкие» альтернативы старым «мужу и жене». Но есть ощущение, что мы давно миновали этот период. В настоящее время многие однополые пары, кажется, вполне довольны тем, что именуют себя «мужем и мужем», «женой и женой» или даже «мужем и женой», но с учётом своих гендерных особенностей. В самом деле, они могут посчитать слово «партнёр» обидным в его попытке быть безобидным, пережитком прошлого и напоминанием о том времени, когда общественность не была готова услышать, как лесбиянки говорят о своей «жене», а геи – о своём «муже». Остаётся спорным, готова ли общественность услышать это сейчас, как, кажется, думают ЛГБТ-активисты, но в целом в их движении становится заметен отказ от застенчивости – такая деликатность кажется, ох, уж совсем из девяностых. Даже я, когда слышу, как кто-то говорит о своём «партнёре», начинаю прислушиваться, как делаю, когда слышу слишком громоздкие слова вроде «эмпанада» или «буррито» при заказе в ресторанах Chipotle.
Такие слова кажутся даже слишком хорошими. Но в этом факте, во внезапном свидетельстве того, что современное слово оказывается устаревшим, мы улавливаем сигнал того, насколько полным и тотальным было завоевание ЛГБТ-движением общественных идей, языка и ценностей, и насколько тщательной была нормализация однополых «браков». Окно Овертона не только сдвинулось, оно было разбито, а стена, в которой оно находилось, взорвана, в пользу более современной «открытой концепции». Мы стали настолько открытыми в концептуальном плане, что за очень короткий период времени не только перестали удивляться, услышав, как женщина говорит о своей жене, но и вполне спокойно отреагируем на то, как женщина называет себя мужем!
Во-вторых, это изменение в языке показывает суть перехода от понимания брака как союза мужчины и женщины к союзу любых двух людей, независимо от их пола. Снова и снова, в преддверии решения по делу Обергефелла о расширении понятия брака и включении в него однополых пар, нам говорили, что сам институт брака остаётся неизменным. Однако это был откровенный блеф, поскольку с использованием термина «партнёр» всё было решено. Если вы посмотрите в словаре определение слова «партнёр», то под одним из значений этого слова вы найдёте людей, состоящих в романтических отношениях. Но это относительно недавнее введение, что можно увидеть, посмотрев на определение слова «партнёрство». Здесь основные значения относятся к деловым и договорным отношениям, например, «правовые отношения, существующие между двумя или более лицами, которые по договору связаны в качестве соучастников в бизнесе». Как романтично!
В самом деле, великая ирония заключается в том, что обычно общество не одобряет, когда люди, состоящие в классическом партнёрстве, начинают спать друг с другом – но внезапно люди, которые делили кров и постель и, возможно, даже потомство, начали называть друг друга «партнёрами». Однако, брак – это не партнёрство. Это даже не контракт, не договор, разве что во второстепенном значении. Это завет. Договорной элемент имеет место в более широком смысле для юридического описания, определения положения в обществе и для защиты статуса брака. Лишь совсем недавно женатые люди стали воспринимать себя просто сторонами контракта, как арендующий машину Prius и сдающий её в прокат.
В изданной в 2012 году книге «Что такое брак? Мужчина и женщина: защита» учёные Шериф Гирджис, Райан Т. Андерсон и Роберт П. Джордж определяют брак следующим образом: «Брак по своей сути является всеобъемлющим союзом – союз воли (по согласию) и тела (половой союз), – предназначенным для деторождения и, следовательно, для активного участия в семейной жизни и призывающим к принятию на себя постоянных и исключительных обязательств… ». Кажется ли «партнёр» подходящим термином для такого определения? Или мы можем предположить, что частично переход к терминологии «партнёра» был связан именно с отказом от одной или нескольких составляющих этого определения? Партнёрские отношения могут быть разорваны так же легко, как и созданы, могут быть мимолетными и, как указывали все судьи Верховного суда, несогласные с решением по делу Обергефелла, не обязательно должны быть двухсторонними. В «партнёрстве» нет ничего такого, что требовало бы моногамии, исключительности и прочности отношений на всю жизнь. Таким образом, переход от идеи «супруга» к «партнёру» кажется необходимой, если не достаточной, причиной того, почему сегодня мы слышим крики о необходимости расширить понятие брака ещё шире, чтобы включить в него группы из более, чем двух человек – «тройные союзы» или даже групповые браки.
Наконец, последний момент, который мы можем вынести из размышления о термине «партнёр», вытесняющем более традиционные понятия, – это наиболее очевидный момент, который, следовательно, должен исполнить роль финального аккорда. Дело в том, что идеи имеют последствия, а слова имеют значение. Не только слова имеют значение, но и изменение в употреблении слов может привести к изменению значений и ценностей: и возникает вопрос, а не было ли это хорошо спланированным мероприятием, воплощавшимся в жизнь, пока мы наблюдали за игрой со словами для описания супружеских пар. Когда термин «партнёр», применяемый в таком смысле, впервые начал возникать в массовой культуре, возможно, мы думали, что это не важно, нет повода слишком волноваться, это просто ещё одна причуда языка, такая как неправильное употребление причастия прошедшего времени «сидевшая». Но пока мы сидели и смотрели, это тонкое изменение в языке стало частью механизма, с помощью которого изменилась культура вокруг нас. Это поучительная история и урок, который нам следует усвоить, поскольку каждый день вокруг нас появляется все больше неологизмов: таких как «деднейминг» (намеренное применение прошлого имени трансгендеров), «цис» (соответствие гендерной идентичности с биологическим полом) и бессмысленные местоимения «zie, zir, и zirself» (он/она, его/её, сам/сама для трансгендеров). Эти редкие и маргинальные случаи использования неологизмов могут стать нормой мысли в будущем, если мы не будем осторожны.
Я заканчиваю наблюдением моего любимого писателя Дж. К. Честертона, который, на мой взгляд, не только говорит о способности языка изменять мышление, но указывает на обратный процесс изменения языка под влиянием прогрессивных движений. Он писал: «Современный человек, считая себя вторым Адамом, вызвался дать всем существам новые имена; и когда мы обнаруживаем, что он ошибается в отношении названий, нам приходит в голову мысль, что он может быть неразумен и в отношении этих существ. Думаю, никогда раньше в интеллектуальной истории мира слова не использовались с таким идиотским безразличием к их действительному значению. Слово нейтрально само по себе; оно может служить любым целям или быть искажено до любого уровня». По крайней мере, он знал, на что способны слова.