В наше время существует категория людей, отличимая от других членов общества, уже являющаяся предметом социологических и психологических исследований и определяющая себя прилагательным «чайлдфри» [в дословном переводе с английского – «бездетные» или, буквально, «свободные от детей» – IFN Россия]. Свободные, потому что у них нет детей и они даже не хотят их. Таков их сознательно сделанный выбор, а не результат физиологической неспособности или сложившихся обстоятельств.
Они «свободны», потому что дети приводят к стрессу, это ужасные распространители заразы, они несут ответственность за женскую безработицу и даже являются причиной изменения климата! Поэтому взрослые, кто достаточно разумен, чтобы быть в состоянии осознать столь очевидные истины, должны быть и в состоянии понять, что необходимо избегать присутствия детей в пиццериях, на теплоходах, в гостиницах и т.д. и т.п.
Аморально ли размножаться в эпоху изменения климата?
Рожать детей, кстати, – это решение, которое ни в коем случае не является морально нейтральным, как становится ясно из всё более и более навязчивых вопросов, поднимаемых различными американскими газетами: «Дело против детей», The New Yorker (2012); «Следует ли нам рожать детей в эпоху изменения климата?», NPR (2016), «Нам нужно поговорить об этичности рождения детей в греющемся мире», Vox (2019).
После того, как дискуссия началась, экофеминистки – несмотря на то, что они сами уже являются матерями – не нашли ничего лучше, чем микродозы психоделических грибов, чтобы поддерживать себя в тяготах материнства. Они, пока у них ещё «есть время» избежать катастрофы (если не на планетарном, то хотя бы на личном уровне), решили предотвратить опасность в зародыше. А точнее, они выбрали сделать три небольших надреза – два возле брюшной полости и один прямо над пупком, – чтобы хирург мог вставить камеру и удалить фаллопиевые трубы; иными словами, стерилизовать пациентку окончательно и бесповоротно.
Истории обыкновенных увечий
Это не фильм ужасов на Хэллоуин, а простые и безыскусные истории добровольно сделанных увечий, к которым мечтают прибегнуть всё более и более молодые женщины для того, чтобы получить уверенность в бездетной жизни. Пролистывая индивидуальные свидетельства, мы можем наткнуться на крайне значимые детали: Даймонд, 31-летняя тик-токерша, описывает себя как «живую рекламу стерилизации». Она всегда «думала, что не будет создавать свою семью. […] Психотерапевт, которого она нашла в сети через несколько месяцев после окончания школы, помог ей осознать, что у неё глубокая травма из-за того, что её пороли в детстве, и что из-за этого она боится авторитетных фигур – таких, как её отец. Она решила, что не хочет когда-нибудь сама стать авторитетной фигурой. Никогда, ни за что». Поэтому она удалила фаллопиевы трубы и поделилась своим опытом с 64 000 подписчиков.
Изабель, 28 лет, называет себя антинаталистом и утверждает, что это «аморально – приводить ребёнка в этот мир. […] Не важно, насколько ты хороша, он всё равно будет страдать». Она предпочла бы подождать до 31 года, чтобы пройти двустороннюю лапароскопическую сальпингэктомию – требование для стерилизации, – но «из-за закона о сердцебиении» (Изабель живёт в Техасе), как утверждает она, «нельзя смириться с риском забеременеть и не иметь возможности сделать аборт». Она уже готовится к «празднованию стерилизации»: вечеринке с суши и алкоголем, выражающей радость по поводу возможности не «тратить» свою жизнь.
Подобно ей 31-летняя Дарлен Никкелл – кажется, что тридцать – это поворотный рубеж, по каким-то причинам значимый для решения стать «радикальным чайлдфри» – уже десять лет добивается удаления фаллопиевых труб. Добиться врачебного одобрения на такую операцию оказывается не так легко из-за «высокого процента передумавших». Но проинтервьюированные молодые люди, кажется, совершенно не беспокоятся об этом. Челси из Сакраменто, 25 лет, сказав, что «дети её раздражают», добавляет, что единственные риски в связи с операцией, которых для неё имеют значение, – это возможность инфекции или перепадов настроения из-за анестезии. «О чём я буду жалеть? Что буду слишком счастливой? Слишком свободной?», – спрашивает она.
София, 19-летняя студентка, изучающая журналистику, считает намного более эффективным подвергнуться стерилизации, чем думать о «временной» контрацепции: «Я один раз перенесу эту операцию, отдохну несколько дней и никогда больше не буду об этом думать». У Софии никогда не было ни стабильных отношений, ни секса, но она не беспокоится о возможных сожалениях впоследствии: «Нет смысла жалеть о том, чего ты не можешь изменить», – говорит она. Предположение, что в будущем у неё появится партнёр, который захочет ребёнка, она называет «загадкой». При этом она сердится, когда интервьюер спрашивает, как она представляет своё будущее: «Это тупо – спрашивать человека, которому 19 лет и который ещё не закончил колледж, какие у него планы на жизнь». Главное – это получить уверенность в «свободе». Что она будет с ней делать, – это проблема, которой она займётся позже.
Неразлучные спутники: индивидуализм и страх
Что общего у этих женщин и их историй? Прежде всего, две вещи.
Во-первых, страх. При этом в страхах респонденток важны детали: страх беременности, страх авторитета, страх преэклампсии (патологическое состояние при беременности, которое может привести к нежелательным последствиям для матери и младенца) и страх послеродовой депрессии. Даже страх расизма, как у Даймонд, белой женщины с чёрным партнёром, которая говорит: «Я даже не смогу сказать: “Я тебя понимаю”, если ребёнок придёт домой со школы и расскажет, что его дразнили из-за цвета волос или кожи». Это заставляет удивляться, как столь пугливые молодые люди способны ежедневно справляться с обычной жизнью. Заметьте, мы не говорим о ситуации, когда от них потребуется иметь дело с какой-нибудь катастрофой или трагедией. Но как они будут себя вести перед лицом обычных повседневных обстоятельств, полностью аналогичных описанным, с которыми им придётся столкнуться даже и без рождения детей? Физический дискомфорт, болезнь, разочарование, унижение. Родительство может увеличить вероятность подобного опыта, но уберите детей из своего будущего – и вы никоим образом не защитите себя от любых жизненных трудностей. Какие ещё стены им придётся воздвигнуть, какие ещё ограничения наложить на себя, чего ещё лишиться они сочтут «более эффективным», чтобы почувствовать себя «в безопасности», будучи лишёнными уверенности в чём бы то ни было в жизни?
Вторая общая вещь – это индивидуалистический вывод из утилитаристской морали. Фактически, приверженность этих молодых людей этическому принципу, согласно которому «ваша свобода кончается там, где начинается моя» и «благо состоит в максимизации выгоды – понимаемой как удовольствие, удовлетворение желаний или что-то в этом роде – для наибольшего числа чувствующих индивидуумов», кажется принимаемой за очевидность и даже не подлежащей обсуждению. Если свобода – это неограниченная возможность действовать в частной жизни, сопровождаемая очень жёсткими моделями поведения в обществе, чтобы избежать любого «оскорбления» третьих лиц, и если цель любого действия всегда оценивается по его последствиям с точки зрения «благополучия» большинства, то индивидуализм оказывается самым очевидным и, действительно, самым разумным выводом. На деле, чем меньше индивидуумов затрагивают последствия твоих действий, тем больше ты будешь иметь возможность поддаться любому мимолётному желанию, не будучи должен принимать во внимание его влияние на других. Кто же может ограничить нашу возможность выбирать любое действие, которое придёт нам в голову, сильнее, чем уязвимый и нуждающийся индивидуум, по отношению к которому мы несём обязанность отвечать за него и заботиться о нём?
Наконец, бесплодна. И что дальше?
Физиологически исключить (с хирургической точностью) даже отдалённую возможность неразрывно связать себя с нуждами и потребностями другого человеческого существа выглядит обнадёживающе, когда не осталось никакой надежды на настоящее благо. Правда, остаётся проблема, как «убить время», свободное от тягот беременности и родительства. Даймонд и её партнёр решили эту проблему, взяв Руэ, анемичного питбуля «с особыми потребностями». Их маленькое жильё заполнено фигурками персонажей «Звёздных войн», а теперь его переполняют приспособления и игрушки для животных, используемые для того, чтобы преодолеть травму «быть выведенным для драки». Руэ боится других собак. Этот пёс является для пары – говоря словами самой Даймонд – «большой грёбаной работой». Ну, хотя бы собака, а не ребёнок.