Last updated on 1 марта, 2022 at 06:34 дп
[Примечание редакции IFN Россия: Мы продолжаем публиковать научную статью Павла Парфентьева о защите семьи и семейных ценностей в конституционном праве России. Сегодня мы предлагаем вашему вниманию третью часть этой статьи. Ранее были опубликованы первая и вторая части статьи. Статья будет опубликована в виде серии из четырёх частей. По настоянию автора мы также размещаем ссылку на полный текст статьи в формате pdf].
Компетенция Конституционного Суда РФ определена статьей 125 российской Конституции и конкретизирована специальным Федеральным конституционным законом. Конституционный суд рассматривает (в определенных обстоятельствах) дела о соответствии Конституции федеральных законов и их применения в конкретных делах. Фактически, это означает, что именно решения Конституционного Суда дают обязывающее толкование Конституции.
Федеральный Закон «О Конституционном Суде РФ» в ст. 6 устанавливает:
«Решения Конституционного Суда Российской Федерации обязательны на всей территории Российской Федерации для всех представительных, исполнительных и судебных органов государственной власти, органов местного самоуправления, предприятий, учреждений, организаций, должностных лиц, граждан и их объединений».
Комментируя эту статью в своем Определении от 7 октября 1997 г. №88-О [1] Конституционный Суд РФ выразил следующую правовую позицию:
«При этом следует иметь в виду, что правовые позиции, содержащие толкование конституционных норм либо выявляющие конституционный смысл закона, на которых основаны выводы Конституционного Суда Российской Федерации в резолютивной части его решений, обязательны для всех государственных органов и должностных лиц […]» [2].
На практике это означает, что Конституционный Суд РФ в своих правовых позициях дает обязывающие толкования норм Конституции, имеющие на практике почти ту же силу, что и сами эти нормы.
За десятилетия, прошедшие с момента принятия Конституции 1993 года, Конституционный Суд РФ принял немало решений, затрагивающих семью, семейные ценности и права родителей. Это стало серьезным вкладом в их конституционно-правовую защиту. Перечислю здесь кратко лишь некоторые, самые важные и определяющие правовые позиции Конституционного Суда по этим вопросам.
В 2006 году Конституционный Суд постановил, что в статье 38 Конституции речь идет о «естественном праве и обязанности родителей воспитывать и содержать детей» (выделение наше), тем самым признав, что родительские права относятся к числу естественных прав, источником которых не является государство, хотя и уточнил при этом, что это «не исключает конституционную обязанность государства заботиться о воспитании детей, – многоплановую роль публичной власти в этой сфере» [3].
В 2003 году Конституционный Суд указал, что из норм Конституции следует, что «правоприменительные органы исходят из добросовестности родителей, выступающих в качестве законных представителей своих несовершеннолетних детей» [4]. Эту правовую позицию о презумпции добросовестности родителей Конституционный Суд развивал в своих дальнейших многочисленных решениях.
К примеру, в 2010 году Конституционный Суд, комментируя нормы Гражданского Кодекса РФ, сформулировал следующую правовую позицию:
«Забота о детях, их воспитание как обязанность родителей по смыслу статьи 38 (часть 2) Конституции Российской Федерации предполагают, что ущемление прав ребенка, создание ему немотивированного жизненного дискомфорта несовместимы с самой природой отношений, исторически сложившихся и обеспечивающих выживание и развитие человека как биологического вида.
Данной конституционной обязанностью, которая сама по себе является отображением общепризнанной модели социального поведения, предопределяется и характер правоотношений между родителями и детьми, что позволяет федеральному законодателю, располагающему достаточно широкой свободой усмотрения в выборе конкретных мер юридической и социальной защиты жилищных прав несовершеннолетних, устанавливать систему гарантий этих прав исходя из презумпции добросовестности поведения родителей в отношении своих детей и определять – с учетом более высокой степени доверия к родителям, нежели к другим законным представителям несовершеннолетних, – их правомочия и, соответственно, субсидиарный характер опеки и попечительства со стороны управомоченных государственных органов в случаях, когда попечение со стороны родителей не осуществляется» [5] (выделение наше).
Эта правовая позиция примечательна тем, что в ней связываются презумпция добросовестности родителей и субсидиарный характер заботы о детях со стороны государства по отношению к родительской заботе о них.
В другом своем решении 2010 года Конституционный Суд сделал еще одно важное замечание, назвав «общепризнанной» эту «презумпцию добросовестности родительской заботы о детях» [6]. В 2016 и 2019 году Конституционный Суд вновь отмечал существование этой «общепризнанной презумпции добросовестности родительской заботы о детях» [7].
Констатировав в своих правовых позициях, что презумпция добросовестности родителей является общепризнанной и, фактически, лежит в основе конституционной нормы, Конституционный Суд, тем самым, признал ее обязывающий характер. Законодатель, таким образом, не только может, но и должен руководствоваться этой презумпцией. Эта правовая позиция Конституционного Суда повлияла на дальнейшие государственные решения. Принятая в 2014 году Правительством РФ «Концепция государственной семейной политики в Российской Федерации на период до 2025 года» [8] включила «презумпцию добросовестности родителей в осуществлении родительских прав» в число основных принципов российской государственной семейной политики.
В 2006 году Конституционный Суд рассмотрел заявление гражданина Э. Мурзина, требовавшего признать нарушающим Конституцию отказ законодателя от признания однополых «браков». В своем решении, толкуя положения Конституции и нормы международного права, Суд постановил, что Конституция РФ исходит «из того, что одно из предназначений семьи – рождение и воспитание детей» [9].
В этом же решении Конституционный Суд РФ указал, что «ни из Конституции Российской Федерации, ни из принятых на себя Российской Федерацией международно-правовых обязательств не вытекает обязанность государства по созданию условий для пропаганды, поддержки и признания союзов лиц одного пола, при том что само по себе отсутствие такой регистрации никак не влияет на уровень признания и гарантий в Российской Федерации прав и свобод заявителя как человека и гражданина».
Далее Суд отметил: «Не свидетельствует о нарушении конституционных прав заявителя и наличие в ряде государств Европы иного подхода к решению вопросов демографического и социального характера, тем более что в силу статьи 23 Международного пакта о гражданских и политических правах право на вступление в брак и право основывать семью признается именно за мужчинами и женщинами, а статья 12 Конвенции о защите прав человека и основных свобод прямо предусматривает возможность создания семьи в соответствии с национальным законодательством, регулирующим осуществление этого права» [10].
Важные правовые позиции были сформулированы Конституционным Судом РФ в связи с попытками оспорить конституционность законов о запрете пропаганды среди несовершеннолетних нетрадиционных сексуальных отношений, принятых сначала в некоторых регионах России, а затем – в 2013 году – и на федеральном уровне.
В 2006 и 2008 годах в Рязанской области были приняты законы, запрещающие «публичные действия, направленные на пропаганду гомосексуализма (мужеложства и лесбиянства) среди несовершеннолетних». Признав, что нормы этих законов не противоречили Конституции, Конституционный Суд РФ сформулировал еще одну важнейшую правовую позицию:
«Конституция Российской Федерации, принятая, согласно преамбуле, ее многонациональным народом исходя из ответственности за свою Родину перед нынешним и будущими поколениями, провозглашает, что материнство и детство, семья находятся под защитой государства (статья 38, часть 1). Согласно статье 72 (пункт “ж” части 1) Конституции Российской Федерации защита детства находится в совместном ведении Российской Федерации и субъектов Российской Федерации.
Из названных конституционных положений следует, что семья, материнство и детство в их традиционном, воспринятом от предков понимании представляют собой те ценности, которые обеспечивают непрерывную смену поколений, выступают условием сохранения и развития многонационального народа Российской Федерации, а потому нуждаются в особой защите со стороны государства» [11].
Это обязывающее истолкование конституционных норм стало прямым признанием того, что семья в «традиционном, воспринятом от предков понимании» является основой существования российского народа и одной из его базовых ценностей, признаваемых Конституцией Российской Федерации. Фактически, эта правовая позиция Конституционного Суда является подтверждением одного из базовых оснований «просемейного» типа семейной политики. Конституционный Суд РФ в дальнейшем неоднократно повторял эту правовую позицию, ставшую частью его устойчивой практики [12].
Эта правовая позиция была развита в решении 2014 года, которым Суд признал конституционным федеральный закон о запрете пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних. В нем, в частности, в нем Конституционный Суд РФ отметил следующее:
- Механизмы реализации в России положений международных договоров, являющихся частью ее правовой системы в соответствии со ст. 15 Конституции, «основаны на традиционных представлениях о гуманизме в контексте особенностей национального и конфессионального состава российского общества, его социокультурных и иных исторических характеристик, в частности на сформировавшихся в качестве общепризнанных в российском обществе (и разделяемых всеми традиционными религиозными конфессиями) представлениях о браке, семье, материнстве, отцовстве, детстве, которые получили свое формально-юридическое закрепление в Конституции Российской Федерации, и об их особой ценности» [13].
- «Поскольку одно из предназначений семьи – рождение и воспитание детей, в основе законодательного подхода к решению вопросов демографического и социального характера в области семейных отношений в Российской Федерации лежит понимание брака как союза мужчины и женщины, что в полной мере согласуется с предписаниями статей 7 и 38 Конституции Российской Федерации и не противоречит Международному пакту о гражданских и политических правах (статья 23) и Конвенции о защите прав человека и основных свобод (статья 12), предусматривающим возможность создания семьи в соответствии с национальным законодательством, регулирующим осуществление этого права» [14] (выделение наше).
В этом решении 2014 года Конституционный Суд Российской Федерации дополнительно сделал еще несколько важных замечаний. В частности, там было отмечено, что «конституционным признанием ценностей семьи, материнства, отцовства, детства определяются, в частности, характер и содержание правового регулирования в сфере государственной защиты прав несовершеннолетних» [15]. Кроме того, это решение также явным образом назвало семью, материнство, отцовство и детство «конституционными ценностями», отдельно уточнив при этом, что речь идет о «защите конституционных ценностей, которые обеспечивают непрерывную смену поколений» [16].
В еще одном решении 2014 года, Конституционный Суд сформулировал следующую правовую позицию: «Особая роль семьи в развитии личности, удовлетворении ее духовных потребностей и обусловленная этим конституционная ценность института семьи предопределяют необходимость уважения и защиты со стороны государства семейных отношений, одним из принципов регулирования которых является приоритет семейного воспитания детей и реализация которых, соответственно, предполагает не только заключение брака, но и закрепление правовой связи между родителем (лицом, его заменяющим) и ребенком» [17]. Таким образом, Конституционный суд признал, что конституционная ценность семьи тесно связана с семейными отношениями, сами же семейные отношения в том смысле, в котором их рассматривает Конституция, предполагают как заключение брака, так и наличие стабильных, защищаемых нормами права, родительско-детских отношений.
Наконец, отдельно следует отметить то, что в 2015 году, рассматривая вопрос об обязательности для России решений Европейского Суда по правам человека, Конституционный Суд РФ напомнил, что нормы международных договоров должны толковаться не произвольно, а в соответствии с общепризнанными правилами истолкования, установленными Венской конвенцией о праве международных договоров. Кроме того, он еще раз подтвердил, что Конституция имеет в России высшую юридическую силу, превосходящую даже юридическую силу международного договора. Поэтому, в случае коллизии между решением Европейского Суда по правам человека как межгосударственного договорного органа и Конституцией России, Российская Федерация должна отдавать предпочтение требованиям своей Конституции «и тем самым не следовать буквально постановлению Европейского Суда по правам человека в случае, если его реализация противоречит конституционным ценностям» [18].
Эти решения Конституционного Суда, во многом, сделали возможным внесение в Конституцию РФ важных изменений в 2020 году, часть которых была направлена на защиту семьи и семейных ценностей. Многие из выраженных в них правовых позиций Конституционный Суд РФ вновь повторил в своем заключении на проект поправок к Конституции, который он рассматривал в том же году перед их принятием [19].
Примечания
[1] https://doc.ksrf.ru/decision/KSRFDecision33099.pdf
[2] Абзац второй пункта 4 мотивировочной части
[3] Постановление Конституционного Суда РФ от 15.05.2006 N 5-П, абзац пятый п. 2.1 мотивировочной части:
https://doc.ksrf.ru/decision/KSRFDecision19697.pdf
[4] Определение Конституционного Суда РФ от 06.03.2003 N 119-О, абзац четвертый п. 3 мотивировочной части:
https://doc.ksrf.ru/decision/KSRFDecision33292.pdf
[5] Постановление Конституционного Суда РФ от 08.06.2010 N 13-П, п. 3 мотивировочной части:
https://doc.ksrf.ru/decision/KSRFDecision35091.pdf
[6] Постановление Конституционного Суда РФ от 20.07.2010 N 17-П, абзац второй п. 3 мотивировочной части:
https://doc.ksrf.ru/decision/KSRFDecision37898.pdf
[7] Определение Конституционного Суда РФ от 06.06.2016 N 1417-О, абзац четвертый п. 2 мотивировочной части:
https://doc.ksrf.ru/decision/KSRFDecision239659.pdf
Постановление Конституционного Суда РФ от 01.02.2019 N 7-П, абзац второй п. 3 мотивировочной части:
https://doc.ksrf.ru/decision/KSRFDecision379532.pdf
[8] https://rg.ru/2014/08/29/semya-site-dok.html
[9] Эта правовая позиция потом повторялась в других решениях Конституционного суда, таких, как Постановление Конституционного Суда РФ от 23.09.2014 N 24-П и Заключение Конституционного Суда РФ от 16.03.2020 N 1-З, став частью его устойчивой практики.
[10] Определение Конституционного Суда РФ от 16.11.2006 N 496-О:
https://doc.ksrf.ru/decision/KSRFDecision15518.pdf
[11] Определение Конституционного Суда РФ от 19.01.2010 N 151-О-О, абзацы первый и второй п. 3 мотивировочной части:
https://doc.ksrf.ru/decision/KSRFDecision23866.pdf
[12] Определение Конституционного Суда РФ от 24.10.2013 N 1718-О, абзац второй п. 2.2 мотивировочной части:
https://doc.ksrf.ru/decision/KSRFDecision146094.pdf
Постановление Конституционного Суда РФ от 23.09.2014 N 24-П, абзац второй п. 3 мотивировочной части:
https://doc.ksrf.ru/decision/KSRFDecision173469.pdf
Заключение Конституционного Суда РФ от 16.03.2020 N 1-З, абзац 6 п. 3.1 мотивировочной части:
https://doc.ksrf.ru/decision/KSRFDecision459904.pdf
[13] Постановление Конституционного Суда РФ от 23.09.2014 N 24-П, абзац пятый п. 2.2. мотивировочной части.
[14] Там же, абзац третий п. 3 мотивировочной части.
[15] Там же, абзац первый п. 3.1 мотивировочной части.
[16] Там же, абзац четвертый п. 3.2 мотивировочной части.
[17] Постановление Конституционного Суда РФ от 31.01.2014 N 1-П, абзац шестой п. 2 мотивировочной части:
https://doc.ksrf.ru/decision/KSRFDecision151520.pdf
[18] Постановление Конституционного Суда РФ от 14.07.2015 N 21-П, абзац второй п. 4 мотивировочной части:
https://doc.ksrf.ru/decision/KSRFDecision201896.pdf
[19] Заключение Конституционного Суда РФ от 16.03.2020 N 1-З, абзац шестой п. 3.1 мотивировочной части.