Вы когда-нибудь видели в школьном учебнике Вашего ребенка задачу «дестабилизировать» его ценности и веру? Нет, не думаю. Но нередко это является одной из целей преподавателя, можете быть уверены.
Мой любимый писатель, Г. К. Честертон, более ста лет тому назад написал главу о современной ему системе образования, которую он назвал: «Запрещённый родитель». Век спустя меня неизменно поражает, что описания и анализ Честертона оказались пророческими, и с каждым годом это чувство растёт. Он заметил, что современный учитель из того, кто служит «inlocoparentis» (на месте родителя), превратился в того, кто служит «contraparentis»(против родителя). Он писал [выделение моё]:
Современный школьный учитель работает не за родителя, а против него. Современное образование предполагает передачу обычаев меньшинства и искоренение обычаев большинства. Вместо их Христовой любви, шекспировского смеха и гомеровского почтения к мёртвым, бедным навязывают просто педантично сделанные копии предрассудков далёких богачей.
Более точного описания элитизма и идеологической тенденциозности учителей в 2020 году трудно себе представить, и примечательно, что это описание было сделано в 1910-м.
Если кто-то ещё сомневается, что Честертон в своё время попал точно в яблочко и что мишень с тех пор никуда не сдвинулась, то обратите внимание на недавнюю запись в твиттере эксперта в области образования и автора публикаций из Филадельфии по имени Мэттью Кей.
8 августа Кей сообщил в твиттере о своём беспокойстве по поводу грядущего учебного года, когда многие дети будут присутствовать на уроке удалённо при помощи своего домашнего компьютера. Конечно, это волнует и многих родителей тоже. Но Кея беспокоят родители.
В этом треде он объясняет: родители и другие родственники могут «подслушать разговор» между учителями и школьниками, поскольку уроки будут происходить дистанционно из дома. Кей недоумевает, «что это будет значить для работы [учителей] по продвижению равенства/инклюзивности». При этом он имеет в виду не работу по продвижению расового равенства, благодаря которой он стал известен и которой посвящена его книга; он говорит, что в особенности его беспокоит «вред, который гиперопекающие родители могут нанести откровенному разговору о гендере/сексуальности». И дальше он рассуждает, что «хотя главная его тревога – ‘консервативные’ родители», но и более прогрессивные родители беспокоят его тоже. При этом он поясняет, сколь деликатна задача «дестабилизировать детский (!) расизм, гомофобию или трансфобию» и как родители левых взглядов, хотя и с «хорошими» намерениями, могут повредить, «влезая»в этот процесс «дестабилизации».
Вы когда-нибудь видели в школьном учебнике Вашего ребенка задачу «дестабилизировать» его ценности и веру? Нет, не думаю. Но нередко это является одной из целей курса, можете быть уверены. Свидетелем тому Кей, ясно указавший в твиттере эту неписаную, но ключевую для многих американских учителей, цель.
Кей, должно быть, получил в твиттере негативные комментарии к этому треду, поскольку с тех пор он закрыл свой профиль: только одобренные подписчики могут видеть его страницу. Однако, мне удалось найти сохраненную кэшем гугла версию треда и сделать скриншоты, которые опубликованы ниже. Я хочу вовсе не «влезть» в дела Кея (если говорить его словами), а привлечь внимание к той тенденции, одним из примеров которой Кей является. К тому же он – публичная фигура, он зарабатывает на жизнь проведением семинаров и инструктажей для учителей и школьных администраторов, которые помогают им научиться «дестабилизировать» детскую «гомофобию и трансфобию» вместе со скрытым расизмом. Он, возможно, пожалел о своих твитах, но интернет – публичная площадка. О своих ошибках нужно думать раньше, чем нажмешь кнопку «отправить».
[Вот перевод текста со скриншотов: Итак, этой осенью виртуальные разговоры в классе будут проходить при многих возможных свидетелях: родителях, братьях, сестрах и т.д., присутствующих в комнате. Мы никогда не будем знать, кто подслушивает разговор. Что это будет значить для нашей работы по продвижению равенства/инклюзивности? До какой степени ученики доверялись (хоть как-то) безопасности в стенах классной комнаты, чтобы дать раскрыться своей ранимости? Сколь многие из нас прибегли в том или ином виде к принципу: «что происходит здесь, остаётся здесь», чтобы помочь им? Хотя разговоры о расе я веду уверенно, даже они вызывают беспокойство в отсутствие стен; но больше всего меня тревожит вред, который гиперопекающие родители могут нанести доверительной беседе о гендере/сексуальности. Конечно, меня больше беспокоят ‘консервативные’ родители, но я знаю, что вреда можно ожидать и от людей либеральных. Когда мы заняты трудоёмкой работой по дестабилизации детского расизма, гомофобии или трансфобии, насколько мы хотим, чтобы в это влезали родители учеников?].
Я не читал книгу Кея, но я читал некоторые из его статей, которые он публикует на своём сайте. Название и смысл последней из них, «Иногда вам надо просто переступить через них!», звучит как звоночек, очень подозрительный в свете очевидных взглядов Кея на права родителей в отношении образования и нравственного воспитания своих детей. У меня нет вопросов по поводу достойного желания Кея попытаться помочь разрешить проблему расового разделения, принимающую в нашей стране самые разные формы, даже если я не согласен с радикальным подходом, который он, как кажется, иногда проявляет. Но ставить в один ряд с ней «трансфобию» и «гомофобию» – это чересчур.
Как я уже говорил, Кей – не одиночка, он следует тенденции. Многие читатели вспомнят, к примеру, скандал, случившийся в самом начале связанного с пандемией карантина, когда учёная из Гарварда Элизабет Бартоле открыто заявила о рисках семейного обучения. Она призвала запретить семейное обучение из-за неустранимых опасностей, которые видит в нём, и пожаловалась, что многие родители перейдут на него из-за нежелания собираться в группы, чтобы не заразиться короновирусом. В чём Бартоле увидела опасность? Как и Кей – в родителях: «Вопрос в том, считаем ли мы, что родители должны осуществлять постоянный, в сущности авторитарный, контроль над своими детьми с рождения до совершеннолетия? Я считаю, что это опасно». Дети, сказала она, «должны расти, впитывая общие ценности, ценности общества, демократические ценности, идеи о недискриминации и толерантности к точке зрения других людей» [выделение моё].
Разумеется, понятия «несправедливая дискриминация» и «степень толерантности» – это отличительный признак западного общества, но, когда враждебные семье идеологи делают их основой политики или административных решений, они превращаются в кодовые слова, зачастую обозначающие практически прямо противоположное. «Толерантность к точке зрения других людей» становится на практике нетолерантностью к взглядам христиан и других на сексуальную нравственность или, скажем, к понятию о том, что существуют всего два пола! «Идеи о недискриминации» превращаются в политику наказания и маргинализации верующих людей и тех, кто придерживается традиционных ценностей, если они не согласятся корректировать свои верования, переступая порог своего дома и выходя в публичное пространство.
В парадигме этих представлений христианская вера как таковая приравнивается к гомофобии, а недовольство вседозволенностью на грани криминала, которая попускается представителям национальных и прочих меньшинств – расизмом и шовинизмом. Иными словами, под благовидной риторикой Бартоле скрывается отвратительное представление, что государство должно иметь возможность воспитывать детей с юного возраста в тех ценностях, которые элиты считают правильными, не допуская родительского вмешательства в этот процесс.
А что, если родители всё-таки становятся на пути бюрократов, управляющих школами и государственными службами социальной защиты детей, и мешают им достигать своих целей? Ну что ж, ответ Кея и Бартоле, кажется, единодушен, хотя и выражен с разной степенью откровенности: Иногда вам надо просто переступить через них!