[Эта статья посвящена будущему социального консерватизма, прежде всего, в США. Однако мнение ее автора – глубокого специалиста в области социологии семьи, многолетнего борца за естественную семью и сооснователя Всемирного Конгресса Семей, безусловно, заслуживает внимания российского читателя. – IFN Россия]
Я начну с определения: социальный консерватизм – это идея и политическая система, утверждающая и защищающая естественную семью, понимаемую как супружеский союз мужа и жены, образующих «одну плоть», с целью рождения и воспитания детей, построения крепкого домохозяйства и объединения поколений. Будучи основан на Священном Писании, социальный консерватизм поощряет сексуальную воздержанность (чистота до свадьбы; верность после), сравнительно ранние браки, взаимодополняющие половые роли (мужчины – отцы, кормильцы и защитники, женщины – матери и воспитатели) и большие семьи. Он не одобряет контрацепцию, осуждает аборты, испытывает отвращение к порнографии и сокрушается о внебрачных связях. Эта система идей считает, что закон и общественная политика должны поддерживать названные принципы как вернейшее основание упорядоченной свободы и человеческого процветания.
Несмотря на своё бурное прошлое и резкий характер, Дональд Трамп удивил наблюдателей тем, до какой степени он поддерживал многие из этих идей в качестве президента. К примеру, он поддерживал налоговую политику, расширявшую налоговые льготы для семей с детьми, многократно пытался лишить финансирования проабортную деятельность Planned Parenthood (Федерации планирования семьи), при нём США оказались во главе деятельности в защиту жизни в ООН, и он назначал федеральных судей, которые, как кажется, симпатизируют многим социально-консервативным принципам или большинству из них.
Президент Джо Байден отменит всё это настолько быстро и полно, насколько сможет. Нормативные акты и исполнительные указы м-ра Трампа уйдут в небытие; многие – в первый же день. Президент Байден заполнит свою администрацию людьми, враждебными к каждой из составляющих социального консерватизма. Таких же людей он назначит и судьями. По меньшей мере, на уровне исполнительной власти разворот будет абсолютным. Сенат, по-прежнему находящийся под контролем республиканской партии, затормозит некоторые негативные законодательные акты. Однако это будет означать всего лишь более медленный проигрыш в Конгрессе.
Итак, что должны делать социальные консерваторы? Я предлагаю для начала кратко оценить значимые страницы американского прошлого, чтобы понять, как мы достигли нынешнего положения.
Соединённые Штаты Америки были зачаты и рождены как социально консервативная нация. Фамилизм, а не индивидуализм был формирующей их силой. Прибытие пилигримов и пуритан в Массачусетс в начале XVII века привело к созданию специфически американской модели семьи, включающей в себя ранний и почти всеобщий брак, высокую плодовитость, придание большого значения воспитанию детей, взаимодополняемость полов (мужчины и женщины равны ценностью и достоинством, но различны по своим функциям), гибкие, но реальные связи между поколениями, построение сильных домохозяйств и относительную стабильность. В Новой Англии около 1660 г. почти каждый взрослый вступал в брак: женщины к 20 годам, мужчины – к 24-м. В среднем каждая пара рожала девять детей, подавляющее большинство из которых доживали до взрослого возраста.
Те же характеристики мы находим и в Америке 1776 г. Брак был почти всеобщим. В самом деле, одно исследование в холмистой земле Южной Каролины обнаружило, что среди 17 000 белых взрослых людей не было ни единой женщины в возрасте 25 лет, которая бы не была женой или вдовой. Первая перепись в истории Соединённых Штатов (1790 г.) обнаружила, что средний возраст всех жителей равнялся 15 годам: земля подростков! В то время религиозные воззрения и практическая экономика фермерской жизни в Америке «привели к тому, что дети считались благословением, а не проклятием» (историк Джим Поттер). Более половины американских детей жили в семьях с девятью или более детьми. Самое удивительное, что те же самые тенденции были обнаружены и среди чёрных рабов в Чесапикской долине. Почти всеобщий брак и большие семьи стали среди них обычным делом.
Эта американская семейная модель получила свежую энергию в середине XIX в. Немецкий путешественник и писатель Франц Грунд, посетивший США в 1830-х гг., обнаружил, что характерной особенностью этой земли являются «ранние браки», «святость супружеских обетов», «быстрый рост населения» благодаря высокой плодовитости и «счастливые семьи». Более известный французский гость, Алексис де Токвилль, обнаружил те же самые тенденции, отметив, что «Америка — это, бесспорно, та страна, в которой глубоко уважаются супружеские связи и в которой сложилось наиболее возвышенное и наиболее правильное представление о семейном счастье».
Американский закон одновременно отражал и усиливал эту поражающую приверженность к семейной жизни. Как показал историк права Чарльз Рид, эту юриспруденцию сформировало социальное учение ранних Отцов Церкви, особенно – признание св. Августином трёх «благ» брака: продолжения рода, верности и нерасторжимости. Как объяснял в 1830-х гг. влиятельный нью-йоркский юрист Джеймс Кент, «Главная и самая важная из всех семейных связей – это связь между мужем и женой. Она имеет своё основание в природе. Только посредством этой связи Провидение позволило продолжаться роду человеческому».
Общественная политика была соответствующей. Следуя за развитием эмбриологии, в период 1860-80-х гг. все американские штаты приняли законы, запрещающие аборты на любых сроках беременности. В 1873 г. федеральное правительство приняло новый закон, запрещающий продажу и распространение как контрацептивов, так и порнографии. Вслед за ним большинство штатов приняли ещё более строгие меры. Их воплощали в жизнь решительно и с заметной эффективностью. Индустрия порно (фотографии, «кубинские» открытки, журналы и книги) была раздавлена.
И всё же, лишь несколько лет спустя, началось разрушение этой системы. Почему? На самом простом уровне, – в дело вступило благодушие. Блага и дары сильной семейной системы всё больше и больше принимали как должное. Тем временем, распространился разрушительный вид либерализма, для начала – среди «образованных». Вместо долга, унаследованной мудрости и библейских истин они искали «личную свободу» и «выбор».
Процесс начался с закона о разводах. Существовавшие законы делали прекращение брака трудным и редким явлением. Действительно, в большинстве штатов до недавнего времени для этого требовался отдельный акт законодательной власти. Тем не менее, примерно с 1880 г. Арканзас, Невада и несколько других штатов обнаружили, что предоставлять легкие разводы – это эффективный способ поднять доходы. Влияние на социальный порядок и детей при этом игнорировались. Следующими целями стали законы, запрещающие контрацептивы и информацию о них. Применение законов штатов начали отменять с 1920-х. В следующем десятилетии решение суда лишило содержания федеральные нормы.
Тем не менее, в то же время произошло и нечто примечательное: американская семейная модель вновь обрела силу благодаря буму свадеб и рождений. С 1932 по 1970 гг. уровень браков почти удвоился. К концу этого срока вновь 95% взрослых американцев были женаты. Средний возраст первого брака рекордно опустился: 22 года для мужчин, 20 – для женщин. Уровень плодовитости подскочил – тоже почти вдвое. Большие семьи снова стали обычным делом. И, пережив всплеск после Второй мировой войны, даже уровень разводов снизился. Как и за несколько веков до того, фамилизм был американским образом жизни.
Но это длилось недолго. Благодушие вернулось, как и разрушительный либерализм, на этот раз – с отчётливыми нотками феминизма, либертинизма и нигилизма. Всё это угрожало естественной семье. Враждебные решения федеральных судов умножались. Решения 1960-х и 1970-х лишили семьи, основанные на браке, полагавшихся им особой роли и защиты. Самым известным случаем стало решение Eisenstadt v. Baird [1972], отрицающее единство супружеской пары. В следующем году решения Суда по делам Roe и Doe отменили антиабортные законы во всех пятидесяти штатах. Дело Danforth [1976] лишило отцов всякой возможности участвовать в принятии решения об аборте. В следующем году родители полностью потеряли контроль за раздачей контрацептивов их несовершеннолетним детям. И так процесс продолжался до принятия содомии [2003], однополых «браков» [2015] и трансгендеризма [2020]. Можно предсказать, что скоро тот же аморальный ход мысли приведёт к принятию многоженства и полиамории.
Социальный консерватизм как движение стал реакцией на эти нападки на естественную семью. Его первой организацией стала Национальная лига реформы разводов, основанная в 1881 г. преп. Самуэлем Дайком для борьбы против смягчения законов о разводе. Переименованная в 1897 г. в Национальную лигу по защите семьи, эта группа была первой, кто использовал выражение «естественная семья». В 1970-е гг. возникло намного более крупное созвездие просемейных организаций, таких как Семья в центре внимания (Focus on the Family), Американская семейная ассоциация (American Family Association), Совет по семейным исследованиям (Family Research Council) и Институт Рокфорда. С учётом групп, действующих на уровне отдельных штатов, число организаций достигло многих десятков.
Произошла важная политическая перемена. Примерно до 1965 года партией, защищающей семью, были, скорее, демократы. В то время как республиканская партия симпатизировала Уолл-Стрит, большим банкам, крупным корпорациям, феминизму (каким он был на тот момент), агробизнесу и деревенским клубам, демократы были более склонны поддерживать небольшие лавочки, кооперативы и кредитные союзы, рабочих – «синих воротничков», малый бизнес, матерей-домохозяек, «семейные зарплаты» для отцов, семейные фермы и этнические клубы. Епископальная церковь была республиканской партией в молитве; католики и южные евангелики голосовали за демократов.
Это изменилось, когда демократическая партия – в результате ещё не до конца понятного процесса – приняла все виды либеральной испорченности и радикализма конца 1960-х гг. К 1980 г. это была партия контроля за численностью населения, абортов, порнографии, сексуальной революции, сожительства и факультетских радикалов в колледжах и университетах. Новые корпоративные элиты с таким же нигилистским мировоззрением и агрессивное движение «ЛГБТК» придут чуть позже. Миллионы социально-консервативных католиков, евангеликов, торговцев из мелких городков и деревенских жителей остались в политической пустыне. Многие из этих беженцев вскоре найдут свой путь в республиканскую партию. Их назовут «Рейгановскими демократами». Однако, с самого начала это было проблемным воссоединением.
Чего социальный консерватизм достиг за последние пятьдесят лет? Кое-чего достиг. Хотя свободный доступ к абортам остаётся государственным законом, появились ограничения или запреты на его финансирование из бюджета. Федеральная налоговая политика более благосклонна к семьям с детьми, чем была раньше, в особенности благодаря новой детской налоговой льготе и исключению некоторых случайных норм, «штрафующих» за вступление в брак. Семейное обучение – крайне эффективная форма возрождения семей – добилось признания и защиты со стороны закона, в особенности на уровне штатов. В то же время другие политические победы – такие как принятие восьмой поправки к конституции Калифорнии в поддержку подлинного брака – раз за разом падали жертвой решений федерального суда. И часто ответственными за это были судьи, назначенные республиканцами. В целом это была история поражений.
Что же следует сделать теперь? Четыре вещи.
Во-первых, продолжать наступление. В течение десятилетий социальные консерваторы, в основном, защищали рассыпающиеся правовые прецеденты и – в последнее время – просто добивались исключений по религиозным основаниям из радикальной сексуальной повестки. Это проигрышная стратегия. Веками американские социальные консерваторы жестко и успешно работали, чтобы прописать в законе защиту и поддержку естественной семьи и иудео-христианской сексуальной этики. Они понимали, что эти принципы универсальны в своём применении и отвечают благу всех, а не только тающих меньшинств. Нынешние сексуальные революционеры понимают это, отвергают либеральную концепцию «выбора» как дискредитированную чепуху и беспрерывно стараются навязать свою повестку всем. Социальные консерваторы должны вернуться к своей цели и стремиться выиграть.
Во-вторых, социальные консерваторы должны или эффективно взять под контроль республиканскую партию, или бросить её. Почти сорок лет лидеры республиканцев приветствовали голоса «Рейгановских демократов» и прочей просемейной публики, но во всех остальных отношениях не придавали им значения, словно умственно отсталым детям в партийном дворе. Первой любовью «великой старой партии» оставались сверхбогатые гигантские корпорации и службы национальной безопасности даже тогда, когда недавно новая поросль миллиардеров – владельцы больших технологических платформ – и разведывательные службы проявили все знаки внимания к другой партии. Налоговые реформы республиканцев, к примеру, обычно приводят к тому, что 90% налоговых льгот получают обладатели крупнейших пятиста состояний, а семьям и настоящему среднему классу достаются крохи. Либертарианцы, наряду со своей либертинской социальной этикой, контролируют и регуляторную повестку партии. И при этом данные честных опросов показывают, что в наше время социальные консерваторы составляют подавляющее большинство республиканских избирателей. Если смогут, они должны заявить свои права на настоящее лидерство в партии и воплотить в жизнь подлинную повестку защиты жизни и семьи. Если у них это не получится, им следует рассмотреть возможность создания новой партии. Жизнь в Америке всё более поляризуется, как это было в 1850-х гг. Только тогда – по вопросу рабства, а сейчас – «семейных ценностей». Тогда это позволило «третьей партии» республиканцев стать вместо нерешительных вигов противовесом защищающим рабство демократам. Возможно, подобные изменения снова назрели.
В-третьих, надо готовить намного более продвинутые интеллектуальные и политические кадры. Хотя остаётся много защищающих семью организаций, большинство из них – это «служения» или лоббистские группы с минимальным интеллектуальным весом. Несколько исследовательских центров при крупных университетах выполняют важную работу, но они, чаще всего, робки в общественных дискуссиях. Необходимо новое поколение независимых «фабрик мысли» со свежими подходами. Они должны решительно отвергать феминизм – как «жесткий», так и «мягкий» – и добиваться культурного и юридического признания отвественного возглавления семей отцами и материнских добродетелей у женщин. Они должны переформировать экономику в пользу сильных браков, больших семей и многофункциональных домохозяйств. Они должны покончить с «изнеженностью мужчин по причине женственного образования и различных видов зелий, подтачивающих энергичность (в особенности, порнографии)» [Дэвид Азеррад]. И они должны вернуть то чувство приключения, которое когда-то таило в себе создание христианской семьи [напр., Шарль Пеги: «Есть только один искатель приключений в мире <…>: отец семейства. Даже самые отчаянные искатели приключений в сравнении с ним – ничто. Всё в современном мире, даже, возможно, более всего – презрение, объединяется против этого дурака, против этого неразумного, наглого дурака» – 1909].
И, в-четвёртых, строить социально-консервативный интернационал. Всемирный Конгресс Семей [ВКС], возникший в 1997 г., был первым шагом в этом направлении. В 1990-е гг. сексуальные революционеры стремились обеспечить себе контроль над ООН, ЕС и другими международными структурами, и ВКС стал противостоять им. Он трудился, чтобы выстроить коалицию учёных, писателей, активистов и политиков, которая бы защищала естественную семью по всему миру. С тех пор прошли двенадцать полноценных конгрессов (Прага, Женева, Мехико, Варшава, Амстердам, Мадрид, Сидней, Солт-Лейк-Сити, Тбилиси, Будапешт, Кишинёв и Верона) и ещё около сорока региональных ассамблей (от Москвы до Найроби и Манилы). Эти встречи способствовали обмену идеями, запуску новых инициатив, поддержке друг в друге уверенности и мужества. Буквально в сотнях репортажей, статей и книг сексуальные революционеры заходились в ярости по поводу ВКС…, чем только доказывали его успех. Предстоит сделать намного больше. Необходимо надёжное финансирование как противовес многим миллионам долларов, которые империя Джорджа Сороса вливает в кампании против ВКС. Хотя предыдущие конгрессы обычно имели «молодёжные треки», у них было слишком мало последующих мероприятий, чтобы выковать новое поколение лидеров. Более того, хотя нарождающаяся общность просемейных парламентариев возникла на встречах ВКС, организационная поддержка, необходимая для эффективной преемственности, опять же, была недостаточной.
Говоря коротко, мы, социальные консерваторы, должны прекратить ныть и сокрушаться и решительно двинуться вперёд. Перед нами – мир, битву за который мы должны выиграть. Подлинный американский опыт и – я верю в это – Провидение на нашей стороне!