В настоящее время в Калининградском областном суде слушается уголовное дело, получившее широчайший общественный резонанс. За убийство новорожденного ребёнка судят двух врачей: Елену Белую и Элину Сушкевич. За обвиняемых на разных этапах следствия заступались самые разные представители профессионального сообщества: от оппозиционного «Альянса врачей» до близкого к первым лицам государства д-ра Леонида Рошаля, а также областной министр здравоохранения и представители нескольких профессиональных медицинских ассоциаций.
Губернатор Калининградской области А. А. Алиханов летом прошлого года, когда врачам предъявили обвинения в убийстве, призвал к справедливому расследованию, напомнил о том, что врач имеет право на ошибку, и сказал: «Но если у следствия есть подтверждение, что там были какие-то преднамеренные действия с целью лишения кого-то жизни, то это, конечно, ужасное преступление. <…> Мне бы, конечно, не хотелось верить, что там было какое-то намерение убить ребёнка».
Кроме чиновников и врачей в поддержку д-ра Сушкевич высказывались также родители спасённых ею недоношенных детей, а петицию в её защиту подписали без малого 250 000 человек. И действительно, трудно не согласиться с Антоном Андреевичем: наверное, всякому нормальному человеку не хочется верить, что врачи – люди, призванные спасать жизни! – могут совершить столь ужасное преступление, как убийство новорожденного ребёнка.
И, тем не менее, следствие настаивало на том, что вина врачей подтверждается свидетельскими показаниями, вещественными доказательствами и данными комплексной экспертизы. Генеральная прокуратура утвердила обвинительное заключение, а суд принял его к рассмотрению. Редакция IFN Новости уважает презумпцию невиновности и не пытается предвосхитить приговор суда. Однако факты, ставшие в ходе открытого судебного разбирательства достоянием общественности, сами по себе внушают серьёзное беспокойство. И это ещё мягко сказано!
Поздно вечером 5 ноября 2018 г. в роддом №4 г. Калининграда поступила гражданка Узбекистана Зарина Ахмедова на 24-й неделе беременности. Недоношенный малыш родился в 4:30 утра 6 ноября и весил 700 грамм. Тем не менее, мальчик сразу пискнул, его сердце билось, и врачи немедленно отнесли его в реанимационную палату. Не прожив и шести часов, мальчик умер, а на следующее утро в следственном комитете зарегистрировали телефонный звонок с сообщением об убийстве врачами новорожденного. Что же произошло в тот роковой день 6 ноября в роддоме №4?
Около 8 часов утра на работу пришла заведующая отделением новорожденных Татьяна Косарёва (на данный момент – один из основных свидетелей обвинения), а чуть позже – и.о. главврача роддома Елена Белая. Незадолго до этого дежурный врач вызвала реанимационную бригаду из регионального перинатального центра. В 8:15 в роддом приехала неонатолог-реаниматолог Элина Сушкевич, работавшая в перинатальном центре и по совместительству – в роддоме №4. То есть с одного своего места работы, где в этот день было её дежурство, Сушкевич приехала на другое место работы.
Впоследствии она и её адвокаты будут утверждать, что Елена Белая не могла давить на неё, так как не являлась её прямым начальником, но суд установит, что это не так. Впрочем, это будет почти через два года, а утром 6 ноября Сушкевич, увидев младенца, который находился между жизнью и смертью, причём в нетранспортабельном состоянии, сразу же приступила к реанимационным мероприятиям. В этом сходятся версии всех сторон судебного процесса.
А вот у Елены Белой, судя по попавшей в сеть записи с проведённого ею около 9 часов утра совещания, были в тот момент другие проблемы. В своём кабинете Белая распекала Косарёву, заведующую родильным отделением Татьяну Соколову (которая и записала разговор на смартфон) и дежурного неонатолога Екатерину Кисель. Она была возмущена, что её подчинённые «делают инвалидов и подставляют всех, включая главного внештатного акушера-гинеколога», и потребовала от них переписать историю родов и «сделать антенатала», т.е. объявить ребёнка мертворожденным (от лат. ante natalem – до рождения).
Она жёстко распорядилась, «чтобы “умершим” такого ребёнка не было», т.е. чтобы ребёнок не попал в статистику младенческой смертности. «Почему вы меня подставили в очередной раз? И всех руководителей, включая до Минздрава, опять дойдёт до Минздрава <…>, что четвёртый, б***ь, роддом опять тупит… Как с этим Васько!», – орала матом Елена Белая на своих подчинённых, старшая из которых закончила медицинскую академию примерно тогда же, когда сама Белая пошла в начальную школу.
Здесь надо сделать необходимые пояснения. На тот момент Елена Белая несколько месяцев исполняла обязанности главврача после того, как предыдущий главврач, проработавшая в роддоме №4 сорок лет, вышла на пенсию. В этот самый день, 6 ноября, был объявлен конкурс на должность главврача. Елена Белая, конечно, планировала избавиться от приставки «и.о.».
Вот только каждая смерть новорожденного в перинатальном центре – это испорченная статистика и для руководителей перинатального центра, и для регионального министра здравоохранения, и даже для губернатора. У всех них карьерные перспективы зависят от того, насколько низкой окажется смертность новорожденных в области. Зато смерть младенца до родов – это практически несчастный случай. За него могут спросить, но не очень строго… А от чиновников регионального минздрава и от главврача перинатального центра, в свою очередь, зависело назначение главврача роддома. И подставлять их накануне утверждения в должности Белой совсем не хотелось.
Тем более, что один раз за те несколько месяцев, что Белая руководила роддомом, в нём уже родился сильно недоношенный мальчик – тот самый Васько. Тогда, согласно показаниям двух врачей, работающих в роддоме, Белая требовала от них не оказывать ему помощь. Они проигнорировали её требование, мальчика отвезли в перинатальный центр, где он и умер на третий день жизни. Шансы выжить у детей, родившихся на таком маленьком сроке, составляют всего 5-10%. Но это в том случае, когда врачи борются за их жизнь. А вот если врачи, не желая с вероятностью 90-95% испортить статистику, предпочитают записать ребёнка мертворожденным, то шансов выжить у него практически нет…
О том, что было после записанного на смартфон совещания, мы знаем только со слов свидетелей. Свидетели обвинения, т.е. прежде всего Татьяна Соколова и Татьяна Косарёва, утверждают, что Сушкевич собиралась сделать ребёнку переливание донорской крови, но в этот момент в палату зашла Белая и велела Сушкевич уезжать: «Мы в ваших услугах больше не нуждаемся, ваше руководство отзывает вас». Сушкевич никак не отреагировала, и тогда Белая вышла из палаты, а через несколько минут вернулась с телефоном, сказала: «Поговорите со своим руководством» и передала трубку Сушкевич. Та выслушала, изменилась в лице, сказала: «Да» и вернула телефон Белой (факт телефонного разговора подтвердила также присутствовавшая в палате медсестра Татьяна Елизарова).
Потом Белая сказала ещё несколько фраз, в том числе обратилась к собеседнику по имени-отчеству: «Ольга Анатольевна» (кстати, когда в июне 2019 г. следствие арестовало Элину Сушкевич, главврач перинатального центра Ольга Анатольевна Грицкевич с первого же дня начала выступать в защиту своей сотрудницы, рассказывая, какой это талантливый, преданный своему делу и любящий пациентов молодой врач; вот только кого она защищала: Сушкевич или саму себя?).
Затем Косарёва взяла бланки на донорскую кровь (ведь именно на этом месте их с Сушкевич прервала Белая), но Сушкевич сказала: «Наверное, кровь уже не надо», а Белая заявила: «Он все равно умрёт! Надо сделать так, чтобы его не было, он будет антенаталом». Косарёва пыталась возразить, что ребёнок дышал, ему вводили лекарство, поэтому любая экспертиза подтвердит, что он родился живой, но Белая отмахнулась: «Ерунда! Экспертиза будет, которая надо».
Автор хотел бы обратить внимание читателей на эти слова, позже мы к ним ещё вернёмся.
После этого, согласно показаниям свидетелей, Елена Белая, пригласив Элину Сушкевич в ординаторскую, спросила её: что «с такими делают обычно» в перинатальном центре?
«Да, мы делаем, но делаем ещё в родильном зале [выделение добавлено IFN], а не когда ребёнок уже получает лечение!» — ответила Сушкевич.
Белая не отставала и продолжала орать на неё:
«Что вы вводите, чтобы таких детей не было?! Я знаю, что вы что-то вводите!»
«Мы вводим магнезию», — призналась Сушкевич.
Магнезия – это понижающее давление и седативное средство. В больших дозах она может вызвать остановку сердцебиения.
Дальше, согласно показаниям Косарёвой, Белая позвала её и Сушкевич в палату интенсивной терапии, где лежал младенец. Белая выставила всех остальных сотрудников и держала дверь палаты (о том, что они в это время пытались и не могли зайти в палату, показали ещё четыре сотрудницы роддома), а Сушкевич, набрав в шприц полную ампулу раствора магнезии, ввела препарат младенцу. Когда ребёнок умер, Сушкевич распрямила ему конечности, чтобы тело казалось не имеющим тонуса, и сказала, что звать родственников ребёнка нужно только через полчаса, когда тело остынет, а она успеет уехать.
На очной ставке, устроенной следствием, Елена Белая изложенное Косарёвой отрицала, но своей версии событий не изложила. Сушкевич утверждала, что они с Косарёвой проводили необходимые реанимационные мероприятия, но безуспешно: ребёнок умер. Впрочем, ответить на вопрос, какие именно мероприятия они проводили и какие препараты давали новорожденному Ахмедову, Сушкевич отказалась. Отказалась она отвечать на этот вопрос и прокурору в зале суда, сказав, что «ответит позже».
После смерти Оллоберди Ахмедова врачебные документы были переписаны. Из истории родов были вырваны листы, в которых было указано, что ребёнок родился живой, перечислены результаты анализов и сделанные ему медицинские назначения, а вместо этого вписано, что ребёнок родился мёртвым. С этим фактом на данный момент не спорит ни одна из сторон.
Правда, обвинение утверждает, что подделать документы велела Елена Белая, а сама Белая после демонстрации на суде аудиозаписи заявила, что идея принадлежала Соколовой, а она, наоборот, категорически это запрещала. Вот только смысл озвученной в суде аудиозаписи совещания абсолютно ясен. И к тому же сразу после того, как Белая изложила свою версию подделки документов, на суде выступили два других свидетеля.
Переписавшая документы врач Ирина Широкая показала, что сделать это её заставила Белая, угрожая немедленным увольнением. А другая врач, Мария Бессолова, показала, что Косарёва спрятала вырванные листы под подушкой дивана в ординаторской именно от Белой (было бы странно прятать их от Соколовой, которая не являлась начальницей Косарёвой, особенно если бы главврач была против подделки), а несколько дней спустя позвонила Бессоловой из следственного комитета и сказала: «Сейчас приедут следователи, они знают, где лежат документы, отдай их» (кстати, до того, как аудиозапись прозвучала в суде, адвокаты Белой заявляли прессе, что обвинения в подделке документов сняты).
На суде прокурор продемонстрировал обе истории родов: как подшитую в журнал, так и извлечённую из дивана. После этого д-р Леонид Рошаль, изначально выступавший в защиту Елены Белой, изменил позицию и призвал лишить Белую медицинского диплома за подделку врачебной документации. При этом обвинение в убийстве он по-прежнему отрицает. По крайней мере, на данном этапе судебного разбирательства.
Как уже говорилось выше, обвинение опирается, в том числе, и на результаты комплексной экспертизы. Комиссия экспертов, состоявшая из нескольких профессоров медицины во главе с главным неонатологом Минздрава, пришла к выводу, что содержание сульфата магния в теле Оллоберди Ахмедова указывает на смерть от укола магнезии. На последнем (к моменту, когда пишутся эти строки) судебном заседании, 11 сентября, адвокаты Элины Сушкевич подвергли сомнению квалификацию экспертов и качество проведённой ими экспертизы. На этом основании они ходатайствовали об исключении заключения комиссии экспертов из перечня доказательств. Сторона обвинения в ответ заявила ходатайство о вызове экспертов из Москвы на допрос. Суд объявил перерыв до 23 сентября. Тогда же будут рассмотрены и ходатайства.
Но задолго до того, как в дело вступили эксперты общероссийского уровня, в день смерти Оллоберди Ахмедова, его тело отвезли на вскрытие в Калининградскую детскую областную больницу. Однако на следующий день, то есть после того, как следователи начали расследовать убийство, тело забрали в областное бюро судебно-медицинской экспертизы. Через месяц после смерти Ахмедова, в декабре 2018 года, судмедэксперт определил, что мальчик родился живым, хотя и не жизнеспособным.
Что было бы, если бы не своевременный звонок в следственный комитет? Весьма вероятно, что в детской областной клинической больнице, говоря словами Белой, «экспертиза была бы, какая надо». Как это происходит, мы могли узнать на примере другого российского региона и другого недоношенного младенца: девочки, родившейся и умершей 28 декабря 2015 г. в городе Жуков Калужской области.
В конце 2015 г. антикоррупционное управление калужского главка МВД получило санкцию суда на тайную прослушку телефонов главного акушера-гинеколога Калужской области Александра Ругина. Его подозревали в финансовых нарушениях, но вместо них зафиксировали разговоры д-ра Ругина с заведующей родильным отделением Жуковской районной больницы д-ром Халиловой и с заведующим патолого-анатомическим отделением Калужской областной больницы д-ром Растольцевым. Эти разговоры настолько ярко вскрывают суть происходящего, что их расшифровку стоит прочитать целиком.
Девочка из Жукова родилась на 25-й неделе беременности и весила 650 грамм, то есть была чуть старше мальчика из Калининграда, но весила чуть меньше. И за полтора часа до её рождения Александр Ругин распорядился «сразу унести и сказать, что [ребёнок] родился просто мёртвым», предупредил, что «если вы дадите младенческую смертность, вас просто порвут», пообещал позвонить патологоанатому и «попросить, чтобы они увидели мертворожденного». После родов Халилова ещё раз обсудила с Ругиным, как именно оформлять документы, причём, оформляя девочку как мертворожденную, сказала: «телепается сейчас, где-то 60 сердцебиение».
Больше всего в этих разговорах поражает будничность. Никто не обсуждает деталей, все знают, как исполнять принятое решение. И районная заведующая, и главный акушер области прекрасно знают: надо просто записать ещё дышащего ребёнка мертворожденным и дать ему умереть. Патологоанатом прикроет, если его предупредить – он ведь тоже не захочет портить статистику и прекрасно понимает правила игры.
Несмотря на всё это – и на материалы прослушки, и на результаты судмедэкспертизы – в декабре 2018 г. Калужский областной суд вынес вердикт. Вопреки очевидным фактам, Ругин был оправдан, а Халилова была признана виновной, но не в убийстве, а по более легкой статье «Неоказание помощи больному без уважительных причин, повлекшее по неосторожности смерть». Её приговорили к двум годам лишения свободы условно, а вскоре амнистировали. Что же касается Растольцева, то он по этому делу проходил лишь как свидетель.
Схожесть историй, случившихся в двух разных российских регионах с разницей в три года, указывает на то, что мы имеем дело с системным явлением. Об этом же говорит и та уверенность, с которой действовали врачи в Калужской области, и слова Елены Белой о том, что при вскрытии дело будет замято, и её вопрос, как обычно поступают в перинатальном центре с такими детьми, и признание Сушкевич, что им колют магнезию в родзале. В обоих случаях мы явно имеем дело с устоявшейся практикой убийства недоношенных детей и их оформления как мертворожденных, чтобы «не портить статистику».
Особенно страшно, когда подобные убийства совершают врачи, дававшие, согласно российскому закону, клятву «проявлять высочайшее уважение к жизни человека, никогда не прибегать к осуществлению эвтаназии». И именно поэтому суд над Еленой Белой и Элиной Сушкевич имеет общероссийское значение. Русская редакция IFN Новости будет следить за развитием событий.